Божьи воины [Башня шутов. Божьи воины. Свет вечный] - Анджей Сапковский

– Кожух прихвати, – посоветовал входящий из сеней Ральф Мосер, второй бургман из Хойника, отряхивая снег с шапки и воротника. – Поп из-за гроба нам все еще вредит…

– Скорее помогает, – возразил Гвидо Бушбах, пинком отгоняя настырного козла, пытающегося пощипать его голенища. – Потому как если кто-то на нас ополчился, то сразу поймет, куда мы идем. Они могут устроить на нас засаду на Кругоношевой Хале, под Шреницей. Могут поджидать у Боровчаных Скал. Могут захотеть напасть на нас над верхней Шкляркой, прежде чем мы спустимся в долину Вжосовки… А в пурге и ветре мы, дай Бог, может, как-то и проскочим. Дайте-ка еще требушки…

– Дайте и мне. Святой Маврикий, покровитель рыцарей… Прям сладость небывалая. Больше нету?

– Есть, панычек, есть.

– Нате-ка, добрый человек, еще деньжат… Эй! А ты, Белява, куда?

– За овин надо.

– Иди с ним, Мосер. Чтоб ему какая-нибудь глупость в голову не пришла.

– Я ж только что с мороза, – запротестовал бургман. – А куда ему убегать? Зимой, в пургу? К волкам и чудам? На растерзание? Он же не дурак!

– Я сказал – двигайся.

Метель – не метель, волки – не волки, Рейневан не задумывался. Надо бежать, а это единственная возможность. Сейчас, ночью, когда Шафф и его люди обожрались, расслабились и их клонит в сон. В темноте сеней, пока Мосер обменивался несколькими словами и грубыми шутками с возвращающимся Дорфингером, Рейневан схватил кожух. И тяжелую гирю от стоящих там весов.

Двор встретил их холодом и пургой. И темнотой. За овин они шли почти на ощупь.

– Осторожней, – предостерег ведущий Мосер. – Тут где-то плуг лежит…

Он споткнулся, с грохотом перевернулся. А когда, ругаясь на чем свет стоит, поднялся на четвереньки, Рейневан уже шел к нему со своей гирей, уже собирался садануть беднягу по затылку. В этот момент на фоне навозной кучи мелькнули быстрые тени, раздался глухой удар, Мосер застонал и упал ничком. В следующий момент в глазах Рейневана разгорелись сто свечей, а в голове прогремела сотня громов. Двор, халупа, овин и куча навоза заплясали и проделали дикий фортель, земля же и небо несколько раз поменялись местами.

Он не упал, поддерживаемый нескольким парами крепких рук. На голову ему натянули толстый мешок. Руки связали. Потащили. Бросили на седло хрипящего и топающего коня. Конь сразу рванулся в галоп, колотя копытами по камням. У Рейневана зубы стучали и звенели под мешком, он боялся, что откусит себе язык.

– В путь! – скомандовал кто-то хриплым, отвратительно злым голосом. – Вперед, вперед! Галопом.

Вихрь выл и свистел.

Глава двенадцатая,

в которой Рейневан возвращается в Силезию. С перспективой прожить не дольше, чем бабочка-однодневка, зато получив еще один повод для мести.

Когда резким рывком у него с головы стащили мешок, Рейневан сжался, морщась и зажмурившись. Искрящаяся полоса снега болезненно и полностью ослепила его. Он чувствовал запах дыма и конского пота, слышал топот, храп и ржание коней, звон сбруи, шум разговоров, понял, что его окружает много людей.

– Поздравляю, – услышал он прежде, чем начал видеть. – Поздравляю с удачной охотой, господин Дахс. Трудно было?

– Ничего особенного, – ответил из-за спины знакомый голос, злой и хриплый тогда, а сейчас вроде бы немного униженный. – Бывало трудней, милостивый государь Ульрик.

– Из людей Шаффа кто-нибудь пострадал? Зла никому не причинили?

– Ничего такого, чего мазь не заживит.

Рейневан осторожно раскрыл глаза.

Он был в деревне, большой, над крышами домов, овинов и амбаров возвышалась церковная колокольня. Улицы заполняли конные в полных белых латах. Впрочем, прежде чем он увидел герб, Рейневан уже догадался, чьим пленником он оказался на сей раз.

– Подними голову.

Ульрик фон Биберштайн, хозяин Фридланда и Жар, дядя Николетты, горой возвышался над ним на своем боевом жеребце.

Вместо того чтобы испугаться, Рейневан почувствовал облегчение. Потому что это был не Биркарт Грелленорт.

– Знаешь, кто я?

Он с трудом кивнул, несколько мгновений не мог издать ни звука, что было сочтено непочтением. Тот, со злым голосом, хватанул его кулаком по почке. Его Рейневан тоже видел в Тросках. Микуляш Дахс, припомнил он, клиент Биберштайнов. Бургграф какого-то замка. Забыл какого.

– Знаю… Я знаю, кто вы, господин Биберштайн.

Ульрик Биберштайн выпрямился в седле, став при этом еще выше. Рука в стальной перчатке уперлась в листовой фартук нюрнбергских лат.

– За то, что ты сделал, будешь наказан.

Он не ответил, рискуя снова получить удар. Однако на сей раз Микуляш Дахс не отреагировал.

– Снарядить его в дорогу, – приказал Биберштайн. – Дать одежду потеплее, чтобы не околел. Он должен дойти до Стольца целым, невредимым и полным сил.

Из группы рыцарей трое выехали шагом и приблизились. Двое были в полных латах, в белой броне современного типа. С утолщенным и увеличенным левым наплечником и опахой, что позволяло полностью отказаться от щита. Третий, самый молодой, не носил лат, под волчьей дохой на нем был лишь ватованный, немного грязноватый вамс. Рейневан узнал его сразу.

– Фортуна колесом катится! – презрительно фыркнул Никель фон Койшбург, недавний пленник в михаловицком замке. – Сегодня ты меня, завтра я тебя! Ну и как тебе это нравится, милостивый кацер? Я сегодня свободен, выкуплен из неволи. А ты – в путах! С вожжами на шее!

Заставив верхового коня переступать ногами, паренек подъехал ближе. Он явно намеревался втолкнуться конем между хозяином Фридланда и Рейневаном, этому помешал, загородив ему дорогу, Микуляш Дахс.

– По какому праву, – крикнул Койшбург, – вы забираете себе этого пленника, господин Биберштайн?

Ульрик фон Биберштайн выпятил губу и не думал отвечать. Рыцаренок покраснел от злости.

– Подаете скверный пример! – закричал он. – Пример своекорыстия! Из-за какой-то темной родовой вражды, из-за какой-то личной мести и самолюбивых счетов подвергаете опасности страну! Это позорный поступок! Позорный!

– Господин Фольч, – спокойным голосом прервал Биберштайн. – Вы – человек серьезный, известный мужеством и благоразумием. Так посоветуйте этому говнюку заткнуться.

Койшбург потянулся было к мечу, но один из наездников схватил его за руку железной перчаткой и стиснул так, что юноша скорчился в седле. Рейневан догадался, кто это. Он помнил услышанные в Михаловицах рассказы. Ганс Фольч из замка Роймунд, згожелецкий наемник.

– Ну, как же я могу ему советовать, – медленно проговорил Фольч, – если он прав? Пленник твой, господин Ульрик, высокий рангом гусит. Соратник самых значительных здешних гейтманов, запанибрата с ними. Он должен многое знать о намерениях кацеров и их секретных планах. Мы на войне, а на войне побеждает тот, что знает намерения врага. Этого пленника надо в Згожелец либо Житавы забрать, на допросы. Понемногу, без спешки вытянуть из него все, что знает. Потому я и говорю: отдайте его нам. Ради блага страны откажитесь от вражды и отдайте его.